Стремительный прыжок отправил прямиком на выход, забрезжил нежно-фиолетовый свет. Помельтешил пятном и превратился в цепочку лампочек на потолке. Колени подгибались, мутило. Терпеть! Щека под моими пальцами была теплой, но кололась так же. Ладонь соскользнула ему на плечо, да там и осталась. От Феликса реакции ноль, и взгляд пустой. На меня ли направлен? Так, и насколько все плохо?… Вновь подступилась, барьер отозвался слабо, неуловимо. Энергия рвано сияла, не позволяя толком всмотреться. В норме? Определенно нет! Но иммунитет и норма – понятия несовместимые. Тут все такое приглушенное, не поймешь… Позже будет ясно. Я облизала пересохшие губы, ухватилась за его плечо сильнее. Диван был рядом, усадила. Благо, дошел. Хороший знак… Отпустила – и разорвав контакт, и буквально. Выдох, шаг назад. Теперь – к двери…

Стук получился громким и откровенно нервным. Открыли мгновенно, словно за дверью и караулили. Чувство равновесия скончалось на пороге, мир крутанулся. Паша придержал меня за локоть и вытянул наружу. Дверь захлопнулась, в обе стороны убежал холодный длинный коридор. Свет ламп бил беспощадно ярко, до слез, заставляя болезненно щуриться. Перед глазами то и дело проскакивали алые вспышки. Какие же навязчивые! Сгиньте наконец…

– Все? – Испытующий взгляд пронзил насквозь, вкупе с едким недоверием. – Быстро.

Я отдышалась, встала прямо. Убрав его руку, отчиталась:

– Яника. Ты был прав, именно то она и предлагала. Впрочем, угрожала тоже. Что устроят кое-что похуже, если им будут мешать. Только послали ее далеко.

– Насколько далеко? – Он задумался. – Вдруг не пойдет?

– Уже пошла, новое тело искать. Там категорическое бескомпромиссное «нет», потому и нагадила напоследок. Не будет Совет им помогать, наоборот. Для того следят и за клиниками. И даже за попавшими в ловушку людьми, которых родственники не отдали.

Паша сложил руки на груди и высказался хмуро:

– Угрозы у нее вряд ли пустые. А что насчет Вестника?

– Он их пока меньше волнует, – передернула я плечами. – Но ищут.

– Договаривай.

– Совету что Вестники, что эти паразиты, все одно. Лишь бы обычных людей не задело.

– О, героически против всех? И на что тут можно рассчитывать?

– Как есть, так и сказала, – процедила я.

Коридор расплылся мутью, начало мерзко подташнивать. Усилие, концентрация, и привычная картинка вернулась. Если не считать красных росчерков в воздухе.

– Лейка?… – Паша склонился надо мной, осторожно взял за подбородок. В глаза заглянул настойчиво, с беспокойством.

– Добавить нечего.

Я развернулась и побрела к лифту. Не оборачиваясь. Спиной чувствовала долетающую злость, изрядно поблекшую, вперемешку с недоумением и малопонятным, насквозь рациональным облегчением. У лифта догнал. Доехали вместе, молча, рассматривая горящую бледно-желтым кнопку. После – каждый в свою сторону. Если просто считать шаги, можно ни о чем не думать. Хотя бы пару мгновений… Едва миновала холл, проблема отпала. Бок напомнил о себе – жестоко, и оптом. В итоге никаких мыслей, одно сплошное «ох». До комнаты дошла на чистом упрямстве. Рябила разобранная кровать, воздух словно ядом пропитался. На этот раз трясло по-настоящему, пальцы с третьей попытки подцепили чертову таблетку. Уронила. Так мне и надо. Ненавижу себя. Просто ненавижу!

«Тс-с-с» – прорезалось откуда-то. Тихо, тише любых голосов и даже шепота, глубоко изнутри. Пульсация в висках усилилась, дышать было совершенно нечем. Откат, не иначе. Точно пора обезболивающее пить, что бы там ни утверждала инструкция. Воды не влезло ни глотка. Все как в тумане… Оцарапанное таблеткой горло, ненормальная горечь во рту. Распахнутое настежь окно, морозный воздух в легких. Порывы остервенелого ветра, колючий снег на подоконнике. Бывает ли холоднее? «Да». Ну-ну. Секунду! Что за… Повеяло странным, будто наведенным спокойствием, боль исчезла. Превратилась в фон, до смешного незначительный, что-то заставило уйти со сквозняка. На подоконнике таяли снежинки, горчило в разы меньше. Как минимум одного вопроса не стало, того самого – что делать.

Коридор не петлял больше, не раскачивался. Панорамное окно, уходящая наверх лестница. Укромный уголок этажом выше был пропитан электрическим, бьющим током теплом, оно ловилось невольно, чувствовалось всем нутром, тлело на кончиках пальцев. Я постучала в дверь, толкнув ее тут же. Не заперто. Прошла в темноту и бесцеремонно села на постель.

– М-м-м? – сонно пробормотала Кира, силясь выпутаться из одеяла.

– Дай ключи, – попросила я, – от машины. Завтра верну.

Она в замешательстве взъерошила кудряшки на затылке, я подумала и уточнила:

– Вместе с машиной.

Кира выдала немногим более вразумительное «э-э-э», зажгла на ощупь ночник. Привстав, нацепила на нос очки и уставилась на меня в упор – со слабым пониманием. Бегемотики с ее пижамы и то осмысленнее во все стороны пялились.

– Зачем?… – прошептала она вкрадчиво. – Ты же водить не умеешь.

– Сейчас исправим.

Я протянула руку, коснулась ее чуть выше локтя. Отклик стопроцентный, энергия жгучая, вязкая. Приблизиться, зачерпнуть. Искрящийся шум, наполненный самой жизнью, помноженный на миллионы мгновений. Единственный утянутый сгусток, тающий в глубине уже моего сознания. «Готово».

– Щекотно, – Кира дернулась, потерла лоб. – Что это было?…

– Водить училась.

Глаза за стеклами очков округлились.

– Хрена себе! – комплектом шел не слишком естественный смех. – А я еще фенечки плести умею…

– Это нам не пригодится, – сказала я или кто-то во мне.

Она полезла в ящик тумбочки – греметь. Колебаний в ней было через край. Однако ключи мне вручила, с пояснением:

– Типа от служебной машины. Компактная такая, в гараже пикнет. Слушай, не хочу лезть с советами, ты сама знаешь, что делаешь, но… У тебя все равно нет ни водительских прав, ни доверенности.

– Это если остановят? – Я усмехнулась. – Не проблема.

– Действительно, – пробормотала Кира.

Полыхнуло неизменно мощной энергией, дверь неуверенно приоткрылась. Не переступая порога, в комнату заглянул Паша. Судя по тому же костюму, спать и не ложился.

– Эй, – возмутилась Кира, поправляя сползшую с плеча пижаму. – Заканчивай уже шастать тут как у себя дома!

От него хлынуло тревожное, колючее ожидание. Я кивнула ей – в благодарность, и на прощанье. Убрала ключи в карман и выскользнула из комнаты. В маленьком холле было тесно, лестница манила вниз. Дурацкая прядь лезла в лицо и раздражала очень.

– Мы вроде как договаривались, – напомнила я. – Чем ту дверь открыть? Нечего ему здесь больше делать.

– Лейка, – вздохнул Паша, но непонятную пластиковую карточку дал, – а ты злая! Хоть до утра подожди. Куда он таком состоянии пойдет?